День Победы… У каждого послевоенного поколения - свое его постижение, своя острота разумения. Только бы не заболтать, не замусолить этот, не праздник даже, а один из Дней-поводов помянуть Солдата - того, кто пал за Отечество, "не долюбив, не докурив последней папиросы". И отставить самодовольство, ощутив себя былинкой, взросшей из обильно кропленной солдатскими потом и кровью земли. В истории Великой Отечественной войны есть страницы как "глянцевые", с перечислением побед, трофеев и наград, так и непарадные, не особенно отмеченные вниманием исследователей.

 

Между тем их, непарадных - большинство, ведь вовсе не откровение, что цвет войны - не триумфально-золоченый, а черный от дыма и вздыбленной разрывами земли, красный от пролитой крови.

 

Давайте хотя бы две такие, без глянца, страницы и вспомним… Ночь огненных фонтанов Думаю, что немногие из вас, дорогие читатели, знают такого рядового минувшей войны, как наш земляк Федор Крылович? Книг о своих деяниях этот человек не оставил, достойных фильмов о нем не снято, хорошо хоть не забыли о герое авторы последнего издания исторической энциклопедии. Вот с нее и начнем…

 

Думаю, что и не случись 30 июля 1943-го, 27-летний подпольщик был бы достоин нашего уважения и благодарной памяти. Создав девять автономных, в целях конспирации, и компактных, по три-четыре человека, молодежных подпольных групп, Федор подыскал и обучил свыше десятка надежных людей диверсионному делу.

 

На их счету было множество успешных диверсий - подпольщики засыпали песок в вагонные буксы, выводили из строя станционное оборудование, повреждали паровозы.

 

И это — в Осиповичах, напичканных немецкими маршевыми частями, полицейскими подразделениями, службами обеспечения вермахта и, конечно, спецслужбами, стремившимися вычистить город от малейшей крамолы. Осиповичи - и сегодня важнейший транспортный узел Беларуси, где пересекаются железнодорожные пути Минск - Гомель и Могилев - Барановичи - Брест. А тогда в сорок третьем, в те самые дни на рубеже июля и августа, шло одно из самых ожесточенных сражений второй мировой - Курская битва, и нетрудно представить, насколько важны были для немцев белорусские транспортные коммуникации, которые связывали фронт с питающим его фатерландом.

 

Диверсия Крыловича стала своего рода сигнальной ракетой к последовавшей вскоре, в ночь на 3 августа, "рельсовой войне", которая привела к многодневному параличу железнодорожных магистралей на огромных пространствах немецкого тыла. Но это - еще впереди… В ночь на 30 июля электромонтер Осиповичского узла Федор Крылович заступил на очередное дежурство. На дне ящика с инструментами лежали, надежно прикрытые, две магнитные мины, переданные ему секретарем Могилевского подпольного обкома комсомола Павлом Воложиным.

 

Вызов не заставил ждать долго - неполадки с семафором в вагонном парке. В сопровождении немца Крылович идет вдоль состава с топливом и незаметно от охранника "приклеивает" мину к одной из цистерн в голове поезда. Вторую мину - по классике подрывного дела - удается установить в хвосте эшелона.

 

Обычно составы с топливом на станции не задерживались, их или отгоняли в дальние тупики, или спешили отправить дальше по назначению. На этот же раз, вопреки пресловутой немецкой педантичности да и просто здравому смыслу, взрывоопасный эшелон перевели в так называемый Северный парк, где уже находились два состава с боеприпасами и один — военной техникой.

 

Можете представить, как все это полыхнуло в назначенное время. Очевидцы рассказывали, что Осиповичи не один час трясло как при солидном землетрясении, бензин фонтанировал огненными струями, а детонировавшие снаряды рвались как на передовой. Те же, что не разорвались, гитлеровцы еще несколько дней собирали по городу. В эту июльскую ночь было уничтожено 25 цистерн с бензином и 8 - с авиамаслом, 65 вагонов с боеприпасами, 8 танков, 5 из которых - новейшие "тигры", 7 бронемашин, 12 вагонов с продовольствием, 5 паровозов и почти все оборудование железнодорожного узла. Вдобавок вспыхнул пожар в расположенном неподалеку от станции лагере для советских военнопленных, и, воспользовавшись паникой среди охраны, почти все узники разбежались. На следующий день Федор Крылович ушел в лес, к партизанам, в рядах которых и встретил освобождение Беларуси. Это уже потом военные историки придут к выводу, что совершенное им - уникальная по эффективности наземная транспортная диверсия. Много лет потом спорили партизанские генералы, кто из них был причастнее к случившемуся 30 июля, а Федор Крылович, оставаясь в стороне от постыдных разборок, а возможно и в связи с ними, был награжден за свой вклад в Победу, лишь спустя четыре года после нее. Повзрослеть за один день… Другой, долгое время остававшейся в тени сражений, официально признанных "великими и переломными", была оборона Могилева в июле сорок первого. По существу, это было первое в ходе войны с гитлеровцами не просто стойкое, но, подчеркнем, организованное противостояние советских частей значительно превосходящим силам вермахта. Перед сосредоточенным здесь 61-м стрелковым корпусом стояла задача задержать немецкое наступление на Москву, прикрыть "смоленские ворота" между Западной Двиной и Днепром.

 

Могилевчане и жители окрестных сел выкопали на подступах к городу 25-километровый танковый ров, сеть траншей и блиндажей; саперы подготовили к встрече гитлеровцев минные поля; в самом Могилеве были сооружены уличные баррикады.

 

Рядом с бойцами регулярных частей в траншеях занимали позиции могилевские ополченцы, милиционеры, которые на ходу учились воевать и побеждать.

 

Это бои под Могилевом описал в своих фронтовых очерках и трилогии "Живые и мертвые" Константин Симонов, попавший сюда в качестве военного корреспондента "Известий". Вот как вспоминал он те дни… "Время на войне течет по особым законам. У меня ощущение, что оно было как-то чудовищно спрессовано. Особенно в 41-м. И особенно в первые дни. Эти первые дни застали меня под Могилевом. Я столько всего увидел, что, признаюсь, испытывал отчаяние. Казалось, все переменилось, сместилось, сдвинулось с места… Под Могилевом я поймал себя на мысли, что вижу войну уже две недели. Однако прошло всего два дня. А за две недели войны я почувствовал, что повзрослел, постарел сразу на несколько лет. По моим наблюдениям, так было со всеми…" Константин Симонов рассказывал, что, попав в прифронтовую полосу, долго не мог ничего написать - пока не встретил часть, которая "не отступала, а дралась". И очень умело. Доказательством этому были два десятка сожженных немецких танков, стоявших скособоченными и почерневшими перед линией обороны стояли. "Тут я впервые увидел: врага действительно бьют, — вспоминал писатель, — Крепко стоявшей частью командовал полковник Семен Федорович Кутепов. Атмосфера собранности, дисциплины, уверенности и какого-то спокойствия, несмотря на трагизм положения, привели меня тогда в чувство. Я увидел: есть люди, которые остановят врага". Можно предполагать, что невозмутимость и обстоятельность командира "приводили в чувство" не только фронтового репортера, но и его подчиненных. Старый служака, прапорщик в первую мировую, он знал цену человеческой жизни и берег солдат, насколько это было возможно в тех отчаянных условиях. Учил их не теряться перед ползущим на траншею гусеничным монстром, а неотразимо бить его в уязвимые места. Между прочим за три недели боев под Могилевом гитлеровцы потеряли почти двести танков, 24 самолета, 15 тысяч человек убитыми. Это Семена Кутепова увековечил писатель в "Живых и мертвых" в образе Серпилина, это здесь, на Буйничском поле под Могилевом, где он, 25-летний военкор, в одной траншее с пехотинцами получил боевое крещение, завещал Симонов развеять свой прах. Оборона Могилев продолжалась 3 - 26 июля 1941 года, причем уже с 14 июля оборонявшие город красноармейцы дрались в полном окружении. Очевидцы вспоминали, что с холмов, на которых держали оборону защитники города, ручейками стекала кровь. Возможно, это и миф, но миф, не лишенный почвы… Когда стало ясно, что дальнейшее сопротивление - без боеприпасов, провианта, медикаментов - не имеет смысла, командование заблокированной группировки, отвергнув ультиматум немцев о капитуляции, отдало приказ уцелевшим частям с боями выходить из вражеского кольца. Но как быть с ранеными, которых в городе скопилось около 4,5 тысяч? Вывезти их не было никакой возможности. И командир 172-й стрелковой дивизии генерал Романов отдает трудный для него приказ: всему медперсоналу госпиталя оставаться с ранеными, т. е. идти в плен, чтобы фашисты не смогли уморить их голодом и отсутствием медпомощи. Госпиталю были отданы и остатки продовольствия и медикаментов. …Прорывались с огромными потерями, чтобы потом, чудом уцелев, еще долго доказывать особистам, что ты честно выполнял воинский долг, а окруженцем стал не по своей воле. Вот как оценивал после войны события июля 41-го маршал А.Еременко: "Оборона Могилева, которая до последнего времени представлялась историками лишь как один из многочисленных эпизодов героизма наших войск… является одной из ярких страниц в истории Великой Отечественной войны. Она показала, как могли бы развернуться события на фронтах войны в начальный период, если бы нам удалось своевременно создать оборону на таком важном рубеже, как Днепр, занять его войсками, насытить артиллерией… В этом случае Гудериан и его сосед Гот… не смогли бы выйти на дальние подступы к Москве". Как и в случае с Федором Крыловичем, награда Могилеву была запоздалой - лишь в 1980 году Петру Машерову удалось убедить Кремль воздать должное защитникам города. Накануне 35-летия Победы на фашистской Германией Могилев был награжден орденом Великой Отечественной войны 1-й степени. Поклонимся его защитникам, большая часть которых так и остались безымянными героями, погребенными не в мемориалах, а в полях и перелесках Беларуси. Юрий КУЗНЕЦОВ